Записки из музыкального магазина - Марина Рябоченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Домой я возвращалась не то что за полночь, а с последним поездом метро. Мама всегда ждала меня на кухне, готовая поставить на стол горячий ужин. Родители очень волновались, что их юная дочь возвращается в два часа, по темноте зимней ночи, и иногда выходили встречать меня к остановке. «Сотовых» тогда не было, и, позвонив из редакции перед выходом, я все равно не могла сказать точное время приезда – поезда в метро ходили уже с большими интервалами, а автобусов и вовсе не было – чаще всего я топала от метро пешком… Так что их прогулки затягивались иной раз, в прямом смысле слова, до посинения.
В принципе, в редакции было две дежурных машины – черные «Волги» с обкомовскими номерами. Наши водители, гордясь своей избранностью, по ночам презирали светофоры и разгоняли «Волги» до предельных скоростей. После подписания номера дежурная бригада разбивалась на две группы – южную и северную, и рассаживалась по авто. Однажды решила и я воспользоваться услугами редакционного транспорта. Путешествие оказалось долгим: вначале отвезли домой дежурного редактора, потом двух дам из корректорской, и самой последней – следуя табелю о рангах – меня. У моего дома машина остановилась около четырех утра. Утомленная длинным рабочим днем и почти трехчасовой дорогой, я, пошатываясь, двинулась к подъезду. Вдруг водитель окликнул меня. Оказывается, «Волга» застряла в сугробе и буксовала на месте. Водитель – Валька Московский – невысокий и щуплый, безуспешно толкал ее в зад. Я начала толкать вместе с ним… Минут через десять Валька прыгнул за руль:
– Ну, толкай! Толкай, сильнее! – кричал он.
Я была не только юной, но и в легчайшем весе – во мне не было и пятидесяти килограммов. И все-таки толкала, но быстро выбилась из сил, а «Волга» по-прежнему не двигалась с места. Валька был в шоке – ну не стоять ему же около моего подъезда до утра! И тогда я рванула домой. Родители, не тревожась в этот вечер о моей безопасности, крепко спали. Подняла с постели папу. Он, спросонья не понимая, зачем нужно бежать на улицу, – ведь я уже дома – все-таки накинул пальто на голое тело, чертыхаясь, вышел во двор. Увидел газующий автомобиль.
Высокий, метр восемьдесят с лишним, крепкий, он одним движением плеча освободил машину из снежного плена. Валька от радости даже не остановился, не попрощался, только сверкнул фарами. Зато на следующий день вся редакция знала, какой великан и богатырь мой папа, который – нет, не плечом, а одним мизинцем! – вытолкал редакционный автомобиль из сугроба!
Вечерний курьер болел недели две. Я страшно уставала, но и в следующий раз не отказалась от работы… За свою курьерскую жизнь я еще не раз выручала редакцию, работая за двоих – с девяти утра до часу ночи. И была абсолютно счастлива!
Равнение на Карабаса
Телетайпов было четыре. Первый – самый главный – гнал «официоз»: пленумы и съезды ЦК, встречи вождей, трудовые подвиги и все то прочее, что составляло жизнь станы советов. Второй также выдавал новости из жизни страны, третий – события из-за рубежа, четвертый – только спорт. Больше других ждали в дежурке тассовки с первого аппарата. Все заметки, в которых упоминалось имя Л. И. Брежнева, его правых и левых рук, печатались во всех изданиях на первой странице, без правок и сокращений. Пропустить такое сообщение – значило расстаться с должностью. Нет, не стрелочнику вроде меня, – а одному, второму, третьему, вплоть до главного редактора…
Страницы большинства сегодняшних изданий забиты новостями шоу-бизнеса, страницами из жизни звезд… И заголовки куда крупнее и красочнее тех, «брежневских»… Каждое поколение штампует своих Карабасов-Барабасов, и разница лишь в том, что сегодня кандидатов для поклонения не счесть – от маленького до самого крупного калибра, а тогда на всю страну была одна большая, с мохнатыми бровями звезда…
Страшно вспомнить, сколько беготни и нервных передряг бывало у меня в дни съездов и пленумов ЦК КПСС! Уже с самого утра телетайп не умолкал ни на минуту. И хотя где-то там, в Кремле, съезд только начинал свою работу, аппараты уже гнали метровые тассовки с речью Л.И.Брежнева и всех выступающих на съезде – ведь все речи давно были написаны и одобрены… Эти сообщения я должна была относить в дежурку каждые десять минут.
А как трясло дежурную бригаду! Нет, не от важности события – все прекрасно знали истинную цену происходящему, а от того, что весь номер будет состоять из так называемого «свежака», который нужно было набрать, несколько раз вычитать и проч… В такие дни рабочий день начинался у дежурного секретаря по выпуску номера раньше обычного. Общая энергетика редакции во многом зависела от того, кто в этот день был в дежурке главным. Олег К. работал собранно, тихо. Ни одного лишнего человека в комнате, никаких пустых разговоров, ни капли спиртного в рот… Если выпадало дежурство Игоря И., то можно было и заплакать от обиды. Он страшно нервничал, сам иногда бегал на телетайп, забегал в секретарскую.
– Чего сидите, курицы! – орал с порога. – Где поправка? Ищи поправку! – сжав кулаки, пучился в мою сторону.
Ох уж эти «поправки» – правки к основному тексту звездных выступлений. Они шли четко по порядковым номерам, и я клала их на стол в дежурке отдельной стопкой. Касались поправки, главным образом, изменений в регламенте, перетасовке выступающих, реплик по аплодисментам. Как правило, после каждого абзаца речи Брежнева в скобочках стояло слово «аплодисменты». Это было очень важное слово, так как отражало, якобы, полное согласие народа с существующим строем и мнением вождя. Не случайно многие поправки относились именно к аплодисментам: в каком-то месте нужно было напечатать «бурные», в другом – «бурные продолжительные». Ошибиться с количеством этих хлопков было никак нельзя!
– Чего орешь! – тут же осаживала Игоря Валюша. – Иди отсюда! Куда положил, там и ищи…
Игорь, ругаясь, послушно возвращался в дежурку.
– Маринка, не расстраивайся, плюнь ты на него! Пойди, милок, поищи, может под стол уронил, или под бумагами где, – оборачивалась она ко мне.
Я, сдерживая подступающие слезы, бежала вслед за Игорем – переворачивать мусорное ведро, перекладывать бумаги на столе…
А в это время в редакционных отделах тоже была запарка – там готовились народные отклики. Газета еще не появилась в ящиках подписчиков, но отклики на речь Брежнева обязаны были быть! Создавались они по хорошо отлаженной схеме. В отделах были свои связи с городскими комитетами партии в каждом из подмосковных городов. Там корреспондентам и «выдавали» фамилии передовиков производства, лучших доярок и трактористов. От их имени наши журналисты и сочиняли все эти письма – учитывая, а вернее, создавая, эмоциональную окраску речи каждого из персонажей!
Кто сейчас помнит такие «великие» книги, как «Поднятая целина» и «Малая земля»? Я помню хорошо. Во-первых, сдавала по ним зачеты в своем Полиграфическом институте. Во-вторых, в конце семидесятых-начале восьмидесятых это были главные книги в нашей стране – сам Леонид Ильич Брежнев написал воспоминания о войне и юности! Сколько же шума было вокруг этих литературных «опусов»! После выхода каждого в свет все газеты выдавали фейерверк откликов от трудящихся страны. Причем, книга утром появлялась на прилавках, а назавтра уже почти две газетных полосы должны были быть заняты восторженными воплями народа. В такой день двери некоторых отделов закрывались на ключ с внутренней стороны еще до обеда. Сделав запас бутербродов и – чего греха таить – бутылочки спиртного, журналисты принимались за работу. Так создавался миф о всенародной любви к вождю…
Самое главное в жизни
– Зайди! – как-то сказал Валентин А., высокий, худощавый, всегда в помятом костюме, с помятым лицом. Он был третьим замответсека, и в этот день в маленькой комнате прямо напротив моего телетайпа рисовал макет для завтрашней газеты.
В первые месяцы работы для меня любой человек в редакции был начальством, я зашла.
Валентин подошел к столу.
– Водку будешь? – спросил просто, доставая из-под стола чекушку и захватанный стакан. – Ну и правильно, что не будешь… Ты вообще не пьешь или со мной не хочешь? Да ты садись, не бойся, я тебя не трону. Просто поболтаем.
– Что-то уж ты больно пугливая, робкая. Так, девочка, тут нельзя, – поговорив со мною минут пятнадцать, заметил он. – Возьми вот, попьешь чаю, – он выудил из кармана две конфетки. – Заходи!
– Ты где это была? – заметив мое долгое отсутствие, Валентина Петровна, несмотря на наши уже теплые отношения, смотрела на меня строго.
– Вот, к Валентину Федоровичу заходила…
– Это еще зачем?
– Позвал…
– Дело это хозяйское, но мой тебе совет – ты по кабинетам не шныряй. Много тут таких… Мало ли – позвал… Их дело маленькое. Может, и ничего, делов будет на три копейки – а разговоров на три рубля. Тебе это надо? Ты, я вижу, девчонка серьезная, хорошая, потому и говорю. А там уж – сама думай.